Неточные совпадения
Но куклы даже в эти годы
Татьяна в руки не
брала;
Про вести города, про моды
Беседы с нею не вела.
И были детские проказы
Ей чужды: страшные рассказы
Зимою в темноте ночей
Пленяли больше сердце ей.
Когда же няня собирала
Для Ольги на
широкий луг
Всех маленьких ее подруг,
Она в горелки не играла,
Ей скучен был и звонкий смех,
И шум их ветреных утех.
Я стал покупать
шире и больше, — я
брал все, что по моим соображениям, было нужно, и накупил даже вещи слишком рискованные, — так, например, нашему молодому кучеру Константину я купил наборный поясной ремень, а веселому башмачнику Егорке — гармонию. Рубль, однако, все был дома, а на лицо бабушки я уж не смотрел и не допрашивал ее выразительных взоров. Я сам был центр всего, — на меня все смотрели, за мною все шли, обо мне говорили.
Он
широкой зевотой отвечал на ее лепет, ласки,
брал шляпу и исчезал по неделям, по месяцам или в студию художника, или на те обеды и ужины, где охватывал его чад и шум.
— Гуляй, девонька!.. — выкрикивал какой-то рыжий мужик, отплясывая в рваном полушубке. — Мматушки…
шире бери!..
Кудя-хе — быстрая и порожистая речка длиною около 20 км. Она протекает по
широкой долине и тоже
берет начало с хребта Карту. Верхняя часть долины покрыта горелым сухостоем. Вновь появившийся молодняк состоит главным образом из осины, лиственницы и белой березы; ближе к морю, в горах, преобладают хвойные породы.
За небольшим прудом, из-за круглых вершин яблонь и сиреней, виднеется тесовая крыша, некогда красная, с двумя трубами; кучер
берет вдоль забора налево и при визгливом и сиплом лае трех престарелых шавок въезжает в настежь раскрытые ворота, лихо мчится кругом по
широкому двору мимо конюшни и сарая, молодецки кланяется старухе ключнице, шагнувшей боком через высокий порог в раскрытую дверь кладовой, и останавливается, наконец, перед крылечком темного домика с светлыми окнами…
На
широком балконе появлялись группы красавиц, и одна из них держала кубок, а молодой рыцарь (может быть, это даже был я) въезжал на коне по лестницам и переходам и
брал этот кубок из руки дамы…
Все удивлялись только одному, откуда хитрый немец
берет деньги, чтобы так наряжать жену: ни торговли, ни службы, ни определенных занятий, ни капитала, а живет на
широкую ногу.
Но лихач смеется, делает чуть заметное движение пальцами, и белая лошадь тотчас же, точно она только этого и дожидалась,
берет с места доброй рысью, красиво заворачивает назад и с мерной быстротой уплывает в темноту вместе с пролеткой и
широкой спиной кучера.
«Пусть все
берут… все начисто!» — думал Гордей Евстратыч, продолжая наблюдать, как из батюшкиной лавки панский товар уплывал
широкой пестрой волной.
Отсюда вышли все эти Кутневы, Сиговы и Девяткины, которые прославились своим богатством и
широкой жизнью; отсюда же
брали невест, чтобы освежить вырождавшиеся семьи столичных купеческих фирм.
Он так же, как и уклейка, очень проворен в своих движениях, но
шире, белее и ярче сверкает в глубине;
берет по большей части со дна и охотнее держится на местах неглубоких, быстрых, хрящеватых и каменистых.
Щука гуляла с ним по
широкому пруду, погружая даже удилище совсем в воду; рыбак плавал за нею в лодке; как скоро рыба останавливалась, он
брал удилище в руки и начинал водить; как скоро натягивалась леса прямо — бросал удилище.
Некоторые занимались сплавом леса в
широких размерах; другие снимали верст на десять луга, которые к осени обставлялись нескончаемыми стогами сена, увозимыми потом в Москву на барках; третьи
брали на свой пай озера и огромный участок берега, принадлежащий вотчине.
Маша часто уходила на мельницу и
брала с собою сестру, и обе, смеясь, говорили, что они идут посмотреть на Степана, какой он красивый. Степан, как оказалось, был медлителен и неразговорчив только с мужчинами, в женском же обществе держал себя развязно и говорил без умолку. Раз, придя на реку купаться, я невольно подслушал разговор. Маша и Клеопатра, обе в белых платьях, сидели на берегу под ивой, в
широкой тени, а Степан стоял возле, заложив руки назад, и говорил...
Подле одного ярко пылающего костра, прислонив голову к высокому казачьему седлу, лежал на
широком потнике молодой офицер в белой кавалерийской фуражке; небрежно накинутая на плеча черкесская бурка не закрывала груди его, украшенной Георгиевским крестом; он наигрывал на карманном флажолете французской романс: «Jeune Troubadour» [«Юный трубадур».], и, казалось, все внимание его было устремлено на то, чтоб
брать чище и вернее ноты на этой музыкальной игрушке.
Самойленко только немногих помнил по фамилии, а про тех, кого забыл, говорил со вздохом: «Прекраснейший, величайшего ума человек!» Покончив с альбомом, фон Корен
брал с этажерки пистолет и, прищурив левый глаз, долго прицеливался в портрет князя Воронцова или же становился перед зеркалом и рассматривал свое смуглое лицо, большой лоб и черные, курчавые, как у негра, волоса, и свою рубаху из тусклого ситца с крупными цветами, похожего на персидский ковер, и
широкий кожаный пояс вместо жилетки.
— Вы пьяны, а потому я не понимаю, в каком смысле вы говорите, — заметил он строго, — и объясниться всегда с вами готов; даже рад поскорей… Я и ехал… Но прежде всего знайте, что я принимаю меры: вы сегодня должны у меня ночевать! Завтра утром я вас
беру, и мы едем. Я вас не выпущу! — завопил он опять, — я вас скручу и в руках привезу!.. Удобен вам этот диван? — указал он ему, задыхаясь, на
широкий и мягкий диван, стоявший напротив того дивана, на котором спал он сам, у другой стены.
Домна Платоновна росту невысокого, и даже очень невысокого, а скорее совсем низенькая, но всем она показывается человеком крупным. Этот оптический обман происходит оттого, что Домна Платоновна, как говорят, впоперек себя
шире, и чем вверх не доросла, тем вширь
берет. Здоровьем она не хвалится, хотя никто ее больною не помнит и на вид она гора горою ходит; одна грудь так такое из себя представляет, что даже ужасно, а сама она, Домна Платоновна, все жалуется.
Глупец, я взялся за роль страшного и непобедимого силача с пустыми пятью-шестью тысячами рублей, которые она мне сунула, как будто я не мог и не должен был предвидеть, что этим
широким разгоном моей бравурной репутации на малые средства она
берет меня в свои лапы; что, издержав эти деньги, — как это и случилось теперь, — я должен шлепнуться со всей высоты моего аршинного величия?
Ольга Федоровна
берет на руки моего сынишку и садится на почетное место —
широкое кресло, из которого самым откровенным образом выглядывает вся внутренность: мочала.
Он скинул
берет, и светлые кудри полились по
широким плечам.
Классицизм и романтизм я здесь
беру не как эстетические, литературные категории, а гораздо
шире, как мировые, метафизические категории, распространяемые на все сферы творчества, и на познание, и на нравственную жизнь, и на все.
Никон ничего не ответил, и Семен, не обижаясь, весело продолжал копать. За полгода жизни у Ивана Порфирыча он стал гладкий и круглый, как свежий огурец, и легкая работа не могла взять всех его сил и внимания; он быстро долбил, подкапывал и бросал, и с ловкостью и быстротой подбирающей зерна курицы собирал рассеянные крупинки золотистого песку, шевеля лопатой, как
широким и ловким языком. Но яма, из которой еще накануне
брали песок, истощилась, и Семен решительно плюнул в нее.